Я спросил жизнь, есть ли имя у жестокой сокровенности её смысла, у того, чего вечно вожделея, никогда не обретает она. И жизнь призналась, в студёные туманы меланхолии кутаясь нелюдимо: ALIEN.
Спросил у смерти, ощутив в весеннем воздухе противоборствующей вибрации силу, как следует окликнуть отчаявшемуся неисполнимую сладость её, - то, чем вечно притворяясь, никогда не предстаёт она взору оковы бытия разорвавшего. И тёмным шорохом древних корней в мёрзлой почве утра отозвалась мне смерть: ALIEN.
К собственному сердцу обратился слух мой в негаданной тяге знать, что означают чёткие, ледяные удары его над алыми пропастями существования, где в отрешённости безумия своего истошно полыхают отверженные мгновения, недопрожитая вечность. "ALIEN", - шепнуло сердце и неистово расцвело упрямой колючкой спазма, боли терновником жгучим.
Я окунул мой взор, окоченелую сталь непримиримой его пытливости, в сонную зеркала душу: что означает твой блеск, безжизненное серебро под лазурной пеной лунного всплеска? "Неодолимость Сна", - почудилось в отзывчивой вспышке амальгамы. "ALIEN", - покорно согласилась моя слепота, неторопливо побродив между строк. "ALIEN", - подтвердили кончики пальцев, целеустремлённое лиловатое шипенье электрических разрядов в кромешность тишины стряхивая.
"То, что не может быть иначе, слезы не стоит", - прошелестела Клоделем пожелтевшая от близости истины страница.
То, что не может быть ALIEN, не стоит пощады, - с нечеловеческой яростью отчеканила обречённость понимания моего.
Niflung
