http://pustoshit.com/issue_18.html
Афоризмы
Я смотрю на живую материю, на мирЪ движущийся, тем более, на мирЪ витальный, как на исчезающее, смотрю как бы со стороны смерти, и в этом смысле он не видится мне существующим, «всамделишным».
Иначе я вижу вещи — в них основательность, будто они откусили себе часть времени. Вещь выглядит словно бы привитой от смерти. И лишь отсутствие вечности, тотальная конечность, Ничто являются гарантом, тем, что лишает беспокойства...
Счастье — одно из понятий, поглощающих смыслы. Липкая абстракция. Наивные профаны вопрошают — «Неужто думаешь ты, что добившись того, что продекларировала, обретешь счастье?»
Так мне счастья не надобно. Мне чего мне надобно — надобно.
Избыток счастья, как и избыток несчастья ограничивает трезвомыслие и функциональность. От того я так ценю механистичность, функциональность, теплохладность, собственно, всё то, что вы так не любите.
Соцсети убивают пафос и масштаб.
А великий человек без пафоса и масштаба — ничто.
Ну как Лев Толстой без поместий.
Не представляю, кстати, Калигулу в ФБ.
Вот он восклицает — «Публика, где моя публика!»
А ему пьяный Вася из условного какого-нибудь Новогиреево — «Здесь я.» И смайл.
Хорошо, не дожил.
Глупо думать, что чудовище прячет в себе нечто ранимое. Если что и ранит его, то недостаточность его чудовищности.
Сверхинтеллект, обращенный к природе «человека-вообще», превращается в беспомощную наивность.
Обыватель шире гения (К.А.).
Не шире, а проще.
Посему о человеке вообще не надобно думать лишнее.
Само пройдёт.
Как увидишь о своем идеологически обусловленном наброске (текста) — такое — «Она лишь прорабатывает свое подсознание», так и застынешь дробленным хохотком позади самой себя.
Да нет у меня подсознания. Сплошное сознание. Сплошное рацио. Метафизическое рацио, если угодно.
А вообще, чтоб понять, как глуп и неинтуитивен (даже) человек, многого не надобно. Возьмите предмет, чья сущность вам досконально известна и интерпретацию его человеком — и всё поймете.
А мне своя сущность известна. Абсолютно.
Смерть — для меня явление глубоко социальное.
В этом смысле — для меня не существует более ни метафизической, ни экзистенциальной смерти, ибо я их пережила и не раз. Но при этом я вижу свою социальную смерть — как смерть мира. Мира вообще.
В ином же случае, в любом ином случае — она будет смертью случайного субъекта — то есть, человека. А человека в себе — мне не жаль.
Удушающая любовь — вот, что предлагают нам психологи, психоаналитики и пр. — все эти проповедники подчинения. Конечно же, любовь — это основная декларация общества софт-насилия.
Любовь — насилие. В том смысле, в коем беспомощность нуждается в любви.
Родительская любовь — это любовь к управляемой беспомощности.
Большая ошибка полагать агрессию или, скажем, жажду власти — завуалированной апелляцией к любви. Ежели даже говорить на профанном языке — языке психоанализа, ежели в качестве игры или эксперимента признать его всерьёз, то стоит заметить — «тоталитарная личность» в своем апофеозе, в своём пределе — в принципе не нуждается во взаимодействии.
Здесь тоталитарность выступает как синоним самодостаточности.
К слову, любой политик — тоталитарист. И крайне правый. И левый. И либерал. Исключений нет.
Друзья Алины Витухновской — звучит примерно как друзья Дарта Вейдера. (с)
Ничто — это предельная рационализация. Окончательная победа интеллекта.
Этический минимализм. Это тоже обо мне.
Опыт здесь — всегда — опыт смирения.
Поэтому и До и После — отрекаюсь от всякого опыта.
Алина Витухновская
