Здесь свято веруют, что эстетическое чувство - есть чувство привитое, результат социокультурного импринта, однако я помню ощущение именно эстетического отвращения, переходящего в психофизиологическую неприязнь, что охватывало меня буквально с младенчества при взгляде на всякий неудобоваримый пейзаж - вытарчивающие из земли скелетистые дерева, напоминающие лавкрафтовских чудищ, люди, уже покорёженные морщинистой сыпью грядущего, да, словно бы сморщенные неким предчувствие небытия.
Всё здесь скукоживалось, портилось, надрывалось, уродовалось на глазах. Думаю, эффект сего усиливала сугубо социалистическая неотгламуренная серость будней, распределённая ментальная нищета.
Сии ощущения по природе своей экзистенциальны и сродни той самой классической "болезни" депрессивного интеллектуала - "тошноте". Но здесь важно то, что отвращение достигалось (формировалось) не столько бытиём, сколько бытом, ведь "бытие других" ("другое бытие") случались порой и эстетичны и отгламуренны.
Уродство словно зависло над местностью этой как проклятье. От него нельзя было отмыться, очиститься, отвлечься, оно уже было и в тебе (!) и безмолвно пожизненно следовало за тобой, что бы не происходило.
("Злой мальчик" - детский набросок)
Алина Витухновская
