Это история про возмездие. Про то, как некое существо, творящее чудовищные поступки относительно других, ровно как по писанному (!), по кругам-кружочкам адков-адочков, раз за разом, год за годом, день за днем оказывалось в роли бывших своих жертв (большинство из которых уже мертвы и смерть их была по-лавкрафтовски чудовищна, нездешнею исполнена гниющей нечеловечьей жутью.
То есть, буквально, человек обретал судьбы своих жертв, обрастал их болями и безысходностью, но словно бы не чуял этого, не понимал. Ибо понимание привело бы его к истине — подлинному безумию. А его безумие — пока лишь защитный механизм — шизофреническая, но комфортная версия происходящего.
Про таких писал Набоков — "Но есть еще безумцы, те неуязвимы, которые принимают самих себя за безумцев! — и здесь замыкается круг!" Однако, Набоков ошибался. Безумие уязвимо, хрупко, еще чуть-чуть и оно хрустнет лизергиновым орешком прогнившего мозга!
Я написала, что эта история про возмездие, но употребила этот термин даже не как метафору, а как постмодернистскую подмену, симулякр. Да, здесь было все от драмы, до "взаимодействия" "добра" и "зла", от преступления до наказания. Но все это было в некотором роде неистинным, лишенным изначального замысла, неких онтологических взаимосвязей, бытийной гармонии что ли (как и дисгармонии).
Да, все происходящее можно было назвать фатально-случайным стечением обстоятельств, торжеством хаоса и абсурда, материалистической шуткой, сновидением. Как материалист я отрицаю любые высшие смыслы, которыми читатель мог наделить эту историю и ее главного героя.
P.S. В данном случае речь может идти скорее о мести, чем о возмездии в его сакральном понимании. О совершенно рациональной и просчитанной мести. Субъектом которой выступает не некая высшая "божественная" сила, а тот, кто решил прервать дурную бесконечность движений ополоумевшего голема.
Алина Витухновская
